Под дождиком в Америке

Елена Липатова

В Новой Англии — север США — дождей не бывает. А бывают ливни, или штормы, как их тут называют. Только что сияло солнце, небо безоблачное — и вдруг налетит откуда ни возьмись туча, опрокинет море воды, создаст пробки на дорогах… Зимой во время таких штормов закрываются школы, не работают театры и музеи и вообще всё, что может не работать. Раньше, до того, как сама оказалась за рулем, я только подсмеивалась над этим страхом американцев перед плохой погодой: «Подумаешь, три снежинки упали с неба! Не видали они настоящего снега!..» Теперь-то я их понимаю!..

И всё равно я люблю дождь, пусть и американский. И зонтик у меня есть — яркий, веселый, как мухомор! Вот под этим мухомором я и гуляю по Америке, точнее, по северной её окраине.

А НАЧАЛОСЬ ВСЁ В МОСКВЕ…

Вернее, в Арзамасе — небольшом провинциальном городке, расположенном примерно в 500 километрах от Москвы.

— Тебе письмо из Америки, — будничным голосом сообщил мне отец, вручая большой желтый конверт.
— Из Америки?!

На цветной фотографии — незнакомый мужчина с густой шевелюрой рыжых кудрявых волос и веселыми глазами.

Вспоминаю о прошлогоднем письме из газеты, в которой поместили мои стихи с фотографией. Газета попала в Америку, и стихами, вернее, моими переводами с английского, заинтересовался какой-то архитектор, пишущий для детей. Можно ли дать этому американцу мой адрес? Ну конечно, можно! Жалко мне, что ли? Что у них там, переводчиков нет?.. С такими вот мыслями я отправила письмо в редакцию и…забыла обо всем. И вдруг через год – большой желтый конверт и фотография симпатичного, похожего на Клинтона, кудрявого американца.

И письмо, и фотография тогда, в 1993 году, показались мне посланцами из другого мира – беззаботного и немного наивного. В первом же письме Пол (так звали автора письма) сообщил о том, что он уже купил карту России и линейкой измерил расстояние от Москвы до Арзамаса. В дюймах у него получилось не помню сколько, но Пол для моего удобства перевел дюймы сначала в сантиметры, а потом в мили и километры. По Полиным расчетам получалось, что я могу доехать до Москвы на машине за пять часов. Машины у меня не было, но, если Пол захочет повидать Россию и ему потребуется переводчик – я могу доехать до Москвы и поездом…

…Я сочиняла ответы на английском языке и думала о том, как всё-таки странно всё в жизни устроено: когда человеку совсем плохо, происходит что-то из ряда вон выходящее, и в почтовом ящике неожиданно оказываются письма с иностранными марками и цветными фотографиями.

Я ЗВОНЮ В АМЕРИКУ

И вдруг письма перестали приходить.

Каждый день я заглядывала в почтовый ящик, ожидая увидеть там знакомый желтый конверт…

В институте начались занятия. Преподаватели во время перерыва жаловались на цены и низкую зарплату, студенты задавали одни и те же вопросы, делали во время переводов одни и те же ошибки… И в прошлом году так было, и в позапрошлом…

— Нужно всё-таки узнать, в чём дело, — подумала я. — Может быть, просто письмо затерялось на почте…

Вообще-то я человек очень застенчивый. Я, конечно, могу позвонить почти незнакомому человеку — если от этого звонка зависит моя жизнь! Ну, а если не совсем зависит и можно найти хоть какую-то отговорку, чтобы не звонить — я эту отговорку найду. Моя жизнь от этого конкретного звонка, конечно, не зависела, и если бы письма мне писал не Пол, а Павел, мне бы и в голову не пришло торопить события.

Я прибавила к нашему местному времени восемь часов, потом, для верности — еще один час. Получилось, что звонить мне нужно в три часа утра. (До сих пор не понимаю, почему я прибавляла, а не отнимала, и как вообще у меня получилась эта цифра: три часа. Наверное, я здорово тогда волновалась…)

— Ало, — говорю я чуть хриплым, еще не проснувшимся голосом. — Можно заказать переговоры с Америкой?
— С ке-ем?
— С Америкой.

Последовало молчание.

— А Вы знаете, сколько это стоит? — презрительно спросил меня голос в трубке.
— Не знаю, — ответила я. — А сколько это будет стоить?
— Девушка, Вы сначала узнайте, а потом звоните, — торжествующе оповестил меня голос, и на другом конце провода бросили трубку.

Я снова набрала междугороднюю.
— Извините, это снова я. Мне всё-таки нужно позвонить в Америку. Сколько бы это ни стоило.

На другом конце провода помолчали, видимо, от возмущения от такой моей настырности.

— Я сама не знаю, сколько это будет стоить, — вдруг басом известила меня трубка. — Сейчас свяжусь с Нижним. Будете звонить?
— Буду, — твердо пообещала я.
— Тогда давайте адрес и телефон.
— Бостон, Массачусетс…
— Да не в Америке, — перебила меня операторша. — Ваш адрес!

Я быстро продиктовала свои координаты и приготовилась ждать. Телефон зазвонил через пять минут:
— Пятнадцать тысяч за минуту, — без предисловий сообщила мне дежурная. — Будете говорить?
— Буду, — упрямо повторила я. — А сколько ждать?

Спросила я это по-привычке, чисто символически. И получила чисто символический ответ:
— А кто его знает… Может, шесть часов, а может — сутки…

Часы показывали три двадцать утра. Я выпила на кухне кофе и почувствовала себя перешедшей Рубикон.

И только тут я вдруг поняла, что вот сейчас, в любую минуту, телефон зазвонит — и я должна буду говорить с незнакомым человеком, и не просто так говорить — а еще и по-английски! А что, спрашивается, я ему скажу в три часа утра по-английски?

В институте на кафедре иностранного языка мы, как то ни странно, по-английски не разговариваем. Да и по-русски тоже не каждый день. А о чем говорить? О «нагрузке», о зарплате? Как только занятия заканчиваются, все тут же разбегаются по домам.

Я спешно набросала на листке несколько фраз. Прочитала вслух … Нет, в такую полночь говорить по-английски просто выше моих сил. Может, прилечь на полчасика? И вообще, зачем мне эта Америка?..

Телефон зазвонил теми особенными междугородними гудками, когда ясно, что у кого-то где-то что-то горит и нужно без раздумий мчаться к аппарату, хватать трубку и… говорить по-английски.

— Вы заказывали переговоры с Америкой? — с ударением на «Вы» спросили меня.
— Да, я! — почему-то говорю громче, чем положено, как-будто меня могут не услышать.
— Сколько минут будете говорить?
— Не знаю… Сколько получится.
— Соединяю.
— Hello?

Голос в трубке — далекий, чужой и очень иностранный. Таким голосом говорят уверенные в себе люди. А я — неуверенная! И я не знаю, что говорить. А еще у меня убегают минуты, за которые я должна буду отдать половину своей зарплаты…

— Hello… This is Lena… From Russia…

Через несколько лет Пол будет в лицах изображать этот наш первый телефонный разговор и повторять тоненьким голоском мои слова: This is Lena… From Russia…

«Ты даже не представляешь, какую роль сыграл твой звонок в наших отношениях,» — скажет мне Пол. – «Письма — это письма. ДО звонка ты была совершенно нереальной, как марсианка. А когда я услышал этот писк с иностранным акцентом, вот тогда я и понял, что ты существуешь на самом деле, что у тебя есть голос, характер, что ты — есть!»

Но все эти признания прозвучат много позже, а сейчас я жду, что же скажет Пол. А Пол молчит. Потом медленно повторяет: «Да-да. Лена из России. How are you doing?»

Я знаю, что на этот стандартный вопрос полагается стандартный ответ. И еще нужно, как учат в наших учебниках английского языка, в свою очередь поинтересоваться, как «doing», то есть поживает, собеседник. Что я и делаю, и довольно неудачно, так как с перепугу повторяю этот вопрос два раза. Пол старательно отвечает так, как полагается, то есть «хорошо», правда, во второй раз в ответе я услышала улыбку.

Пауза. Нужно что-то спросить, объяснить причину звонка… Говорю быстро и, как мне кажется, с ошибками. В ответ – очень спокойный голос, как у компьютера: «Да, я получил письмо. Был очень занят. Моё письмо придет через 10 дней.»

Стало обидно и неинтересно. Ну и не надо! Подумаешь! Почему-то объясняю, что говорить по телефону с Америкой очень дорого, и, как рекомендуют в наших учебниках, желаю Полу всего доброго.

В конце месяца я получила по почте счет за три минуты разговора с Америкой… Так и есть – половина моей институтской зарплаты! Когда – много месяцев спустя – я расскажу об этом Полу, тот придет в ужас и даже не поверит. Но в России 1993 года всё было перепутано и непропорционально. Деньги обесценивались, зарплаты задерживались…

РАННИМ МОСКОВСКИМ УТРОМ

…Ну конечно, с утра лил дождь! Так всегда бывает: когда хочется, чтобы всё было хорошо и празднично, обязательно пойдет дождь. Я уныло смотрю на себя в зеркало: ужас! Щека распухла, волосы во все стороны…

А как всё сначала было прекрасно, просто здорово! Билеты в Москву куплены заранее, небольшая дорожная сумка с нарядами, в которых я собиралась пленять Пола, упакована… И вдруг всё полетело! Зуб разболелся не сразу: сначала он предательски ныл, вполне, впрочем, терпимо.

«А может, как-нибудь само пройдет?..» — подумала я и, вооружившись кипятком и содой, отправилась в ванную.

Но само не прошло, и пришлось сдавать билеты в Москву, записываться к зубному и менять все планы. Поэтому в Шереметьево я приехала после бессонной ночи, с распухшей щекой и волосами, которые почему-то встали дыбом. А тут еще и серые тучи, и дождь, и вообще…

До прилета Пола оставалось два часа. Я еще раз попыталась привести себя в порядок, но безуспешно. Вообще всё в тот день шло наперекосяк: поезд опоздал, стрижку сделать я не успела, а в довершении всего, уже направляясь в Шереметьево встречать Пола, я застряла в лифте.

«Наверное, не судьба» — думала я, сидя в темном лифте на четырнадцатом этаже и без всякой надежды давя на звонок. Судьба – не судьба, но ведь Пол даже языка не знает. Вот прилетит он в Москву, один, совсем тут чужой…

Я постучала по стене, потом, вспомнив, как в годы моего школьного детства бабушка «ремонтировала» старенький телевизор, топнула изо всех сил ногой. Что-то дернулось, свет загорелся и дверь открылась. Ура! Я на свободе.

Самолет из Нью-Йорка прилетел точно по расписанию, но пассажиры с сумками на колесиках стали появляться только минут через сорок. Я вглядываюсь в лица, почти надеясь, что Пол не прилетел, задержался по делам, вообще передумал!..

«Если он меня в таком растрепанном виде не узнает», — решила я, — то и я его узнавать не буду…»

— Лина?..

Мы смотрим друг на друга. Я – испуганно-вопросительно, Пол — … не знаю, как. Внимательно? Изучающе? Наверное, он меня не такой представлял, не с распухшей щекой, во всяком случае…

— Да, ты выглядела немного crazy, — скажет мне потом Пол. – Смешная, растерянная… Да-да, конечно, у тебя болел зуб. Я всё понимаю.
— Твое счастье, что ты меня тогда вообще узнал, — скажу ему я. – А то бы остался ты в Москве один, без языка и переводчика.
— Такси не требуется? – окружили нас деловые веселые водители. – Вам куда, девушка?

Я рассказываю Полу о зубе, опоздавшем поезде и лифте, Пол с любопытством смотрит в окно на проносящиеся мимо многоэтажки и почему-то время от времени с испугом произносит «О год!», что означает «О боже!». Я не понимаю, в чем дело, так как никогда не сидела за рулем и понятия не имею, как это опасно – выскакивать на встречную полосу…

— Что тебя особенно поразило в Москве? – спросят потом Пола его друзья-американцы. И Пол очень артистично, в лицах и красках, изобразит нашу сумасшедшую (а с моей точки зрения – вполне нормальную) гонку по серой туманной Москве, где никто (!) не соблюдает правил дорожного движения и где он, Пол, буквально чудом остался жив.

ЗДРАВСТВУЙ, БОСТОН

Имя у меня какое-то несуразное – Лена… Не имя, а так – размазня. Не знаю, чем это объяснить, но только тут, в русской Америке, почему-то собрались одни Лены, Оли и Иры. Ни одной Наташи или Марины! Две мои знакомые Лены из Бостона уже через год расстались со своими американскими мужьями, Оля одна воспитывает дочку, а Ира снова вышла замуж – на этот раз за русского парня из Линна. Мы перезваниваемся, иногда – очень редко – встречаемся в каком-нибудь недорогом кафе или в кино. Почему ни у кого, кроме меня, не сложилось? Трудно ответить однозначно… Вообще Лена Ф. из Бостона утверждает, что у нее-то как раз всё сложилось! Лена Ф. вообще не вписывается в мое определение Лен: никакая она не размазня, точно знает, что ей надо и, как неуправляемая ракета, идет к цели. С мужем-американцем она познакомилась по телефону совершенно фантастическим образом. Лена тогда жила с маленькой дочкой в Бостоне и работала везде, где только можно – в детском саду, в библиотеке, в школе – но не постоянно, а по вызову: заменяла заболевших штатных работников. Поэтому и зарплата была умеренной. И вот однажды вечером ей позвонил Ричард. То есть Ричард позвонил не ей – он, как оказалось, просто ошибся номером, но не извинился, как это принято, не буркнул: «Sorry, wrong number», а стал приятным мужским голосом хвалить Ленкино отличное произношение. И как он только угадал, что именно нужно хвалить — уму непостижимо! Конечно, у всех у нас, даже у выпускников всевозможных инъязов, заметен акцент, а от этого у многих развивается комплекс. Когда меня после первых же фраз спрашивают, не из Европы ли я, у меня портится настроение. Ну, сколько можно!.. Учу-учу этот английский, глотаю книгу за книгой – и всё для того, чтобы вернуть утраченную с переездом в Америку способность полноценно общаться. Слова – это ведь не только средство выражения мыслей. Слова – это и сами мысли, и от того, каким словарем владеет человек, во многом зависит мыслительный процесс. Если словарь так себе, бедноватый, то и мысли в голову приходят простые, стертые до дыр.

Однако вернемся к Лене Ф. с ее телефонным знакомым. Ричард запомнил номер и стал иногда звонить незнакомой русской женщине с приятным европейским акцентом. Потом, когда они встретились и познакомились, оказалось, что Ричард лет на пятнадцать старше Лены, но выглядел он неплохо, к тому же обладал «широкой русской душой» — не считал центы и доллары, хотя и не был по настоящему богатым человеком. Они поженились, и Лена с дочкой переехала к Ричарду. Я познакомилась с Леной гораздо позже, когда их отношения уже зашли в тупик. «Это он при гостях такой вежливый да деликатный», — повторяла Лена. – «А вообще он эгоист, каких свет не видывал!»

Эгоизм Ричарда заключался в том, что после ночной работы он приходил домой и ложился спать, и Лене приходилось приспосабливаться к такому необычному режиму.

— Он не понимает, — жаловалась она мне по телефону, — что я не могу обрезать все контакты с окружающим миром и погрузиться в спячку! Я – музыкант, в конце-то концов, и должна каждый день упражняться!

Вообще Ленка неплохой человек. Когда я только приехала в Америку, Лена пригласила меня к себе и надавала кучу советов. Наверное, все они были полезные, но в тот первый год я не могла ими воспользоваться. Звонить в Гарвард и предлагать свои услуги переводчика? Но у меня акцент и я боюсь! И машины у меня нет, и водить я не умею…

Пол относился ко всем моим сомнениям с пониманием:
— Успокойся. Тебе нужно привыкнуть, всё будет хорошо. А водить машину ты научишься. Потому что

АМЕРИКА БЕЗ МАШИНЫ – ЭТО НЕ АМЕРИКА!

Америка без машины — это не Америка!

Моим первым инструктором по вождению был русский парень Денис. Большой, важный, уверенный в себе. На первом занятии Денис спросил: — Скажите, зачем вы пришли в эту школу?
— Как зачем? Научиться водить машину, получить права…
— Нет, друзья-товарищи мои! Вы сюда пришли за СВОБОДОЙ!

Но мои иллюзии о свободе за рулем оказались недолговечными.
— Поехали! — по-гагарински махнул рукой Денис, когда дело дошло до практики. — Вперед!

А впереди — улицы с гудящими машинами, велосипедистами, пешеходами, буквально бросающимися под колеса…

За спиной улыбается другая жертва, уже отучившаяся. А я вцепилась в руль и куда-то еду.

— Стоп!!! — кричит Денис, нажимая на запасной тормоз. — Ты что, не видишь — красный!

На следующий день он просто кладет руку на руль поверх моей и откручивает по Салему положенный час, ничего не объясняя.

— Так все начинают! — утешает он. — У Вас есть хватка.

Хватка у меня, действительно, есть. Я ничего не боюсь, нажимаю с восторгом на газ, иногда путая его с тормозом… Мы говорим о Петербурге, вернее, Ленинграде, который Денис помнит с детства, о смысле жизни и йоге, о…

Хряп! — какой-то непонятный звук, толчок, я оглядываюсь — мы около обочины, почему-то никуда не едем, в окно вижу — ребятишки-негритята машут руками, кричат, хохочут… Денис побледнел и со словами: «Вы знаете, что Вы наделали?» — выскочил из машины. Я закрыла глаза. Даже если это просто кошка — я не хочу, чтобы из-за меня…

— Колесо полетело! — огорченно объявил Денис, заглядывая в окно машины. – Такие колеса знаешь сколько стоят!..
— И ничего удивительного, — сказал мне вечером Пол. — Каждый день в Америке происходят десятки катастроф. Кого только за рулем нет! И слепые, и глухие, и…
— И такие, как я, — продолжила я. — Всё! Больше не поеду!
— Успокойся. Поедешь — это жизнь.

И поехала. Только не с философом Денисом. Пол перевел меня к американскому инструктору Джиму.

Джим тоже оказался большим и важным. В отличие от Дениса он приехал на занятия без опоздания, с американской дотошностью сразу потребовал временное разрешение на вождение и чек за занятие — и только после этого сказал: «Поехали.»

И тут начались сложности… Я понимала всё, что говорил мне по-английски Джим, но как бы… с опозданием. Всего на одну-две секунды. Но даже такая задержка могла принести много неприятностей. Джим это очень быстро понял и во время остановки поинтересовался, почему я сменила инструктора и школу.

— Может, это ОНИ от Вас отказались? — саркастически заметил он.
В ответ я тяжело вздыхаю.
— Видите ли, Лина… Лина — это правильно по-русски? Видите ли, Лина, Вы совершенно не слушаете, что я Вам говорю. Мы поворачиваем направо — почему вы сигналите налево? Это же ОПАСНО!..

В этот момент машина взревела и дернулась, Джим в который раз сказал, хватаясь за сердце и за запасной тормоз: «Оу, гощь!» и безнадежно махнул рукой.

— Меня муж собирается дополнительно учить, — уныло пообещала я.
— Я ему позвоню, — «утешил» меня Джим. — Пусть без шлема не выезжает. Вы — опасна и непредсказуема!

Джим — первый американец, с которым я общаюсь «по делу», без скидок на мое
иностранное происхождение. Когда я чуть-чуть освоилась с машиной и с манерой Джима произносить слова, не разжимая губ, мы стали даже беседовать за рулем.

— Ну, и что Вы, Йилена, собираетесь делать в Америке? — поинтересовался он.

Рассказываю о своих пока еще весьма смутных плана — школе творчества для русских детей. Джиму явно интересно, слушает внимательно, задает вопросы. Но интерес — американский:
— Вы сами это придумали? Вы можете на этом сделать много денег.

Деньги… Деньги… Деньги… Здесь это — почти ВСЁ. Никто не работает — все «делают деньги»…

На первых порах мне было трудно адаптироваться и принять именно деловую Америку с особыми, отличными от наших, «правилами игры.» Вот звоню Полу, радостно сообщаю, что получила заказ на большой перевод.

— А ты спросила, сколько тебе заплатят?
— Нет…
— Почему?! Это первый вопрос, который следовало задать! И ты должна подписать контракт!!
— Это же агенство!.. Я постеснялась… Мне было неудобно, как будто я не доверяю…
— Неудобно! — передразнивает меня Пол. — Ну хорошо, я сам с ними поговорю.

Свое первое «интервью» — собеседование, которое проходят все устраивающиеся на работу — я завалила.

— Веди себя раскованно, отвечай на вопросы, — вот все напутствия и советы, которые дал мне Пол. А ведь на эту тему написаны тома! Как одеваться, как улыбаться, что говорить… Живя в своей стране, мы постепенно узнаем эти неписаные правила, а здесь…
— Мы, американцы, народ открытый, — пытался проанализировать мою неудачу Пол. – Ты обратила внимание, как с тобой говорят по телефону даже незнакомые люди? Смеются, шутят, о погоде в России распрашивают… Ты себя на собеседовании никак не проявила, а здесь главное — личность.
— Но я же боюсь! — защищаюсь я.
— Чего ты боишься? — не понимает Пол. — Завалишь это собеседование — пройдешь другое, вот и всё!
— Ну, как тебе объяснить? Я в России привыкла бояться ВООБЩЕ — я боюсь продавщицу, секретаршу, даже уборщицу… А тут вообще непонятно что!..
— Понимаю, — кивает головой Пол, хотя ничегошеньки не понимает. — Я в России тоже боялся — милиционера.
— Почему-то именно милиционера я и не боюсь, — сообщаю я. — Наверное, потому что «моя милиция меня бережет.»

Но это уже непереводимо. Пол воспринимает всё буквально и опять кивает головой: Да-да, понимаю…

На второе собеседование меня пригласили только через полгода. За это время я успела чуть-чуть освоиться с обстановкой, научилась разговаривать по телефону. Кстати, это тоже наука в своем роде. И этой науке, как оказалось, можно научиться.

— Начни с самого простого, — наставляет меня Пол. — Набери номер любой организации из телефонной книжки и спроси что-нибудь — просто для тренировки.
— Но там же автоответчик! — пытаюсь увильнуть я. — Я не умею с машинами беседовать.

Автоответчик — это стихийное бедствие! До живого человека дозвониться невозможно. Многие просто не снимают трубку, предпочитая прослушивать всю информацию по автоответчику. Даже термин такой изобрели — «to screen the call». С другой стороны, нежелание снимать трубку — это в какой-то степени самооборона против еще одного телефонного бедствия — рекламы. В любой момент вас могут оторвать от гостей, друзей, телевизора, предлагая бесчисленные услуги. Для меня в первое время это было источником еще одного стресса, так как я тонула в потоке слов, произносимых или читаемых в сотый или тысячный раз, и не понимала, что от меня хотят. Однажды позвонили из банка — лично мне, а не Полу, и предложили… кредитную карту. За неделю до этого у нас был с мужем разговор о том, что хорошо бы со временем мне заполучить такую карту! Это, во-первых, удобно, а во вторых, нужно же когда-то начинать мою «кредитную историю». Но поговорили — и забыли, так как без работы или недвижимости никакой банк серьезно мою кандидатуру рассматривать не будет. И вдруг…

«Наверное, это Пол одному ему ведомыми путями договорился с банком, а мне забыл сказать», — пытаюсь как-то соориентироваться в потоке задаваемых мне вопросов и, если возможно, ничего не говорить о заработках. Но вопрос прозвучал:
— Каков Ваш средний доход за год?
— Но я живу здесь всего два месяца! Я не знаю, какой будет доход!
— Хорошо, тогда скажите, каков был Ваш годовой доход в России?
— Вам в рублях?

На другом конце провода меня поняли. И вдруг — неожиданный, не относящийся к делу, вопрос:
— Вы недавно из России? Ну и как там дела?

Потом трубку взяла женщина:
— Мы Вас правильно поняли? Ваш годовой доход равен нулю?
— Вы меня правильно поняли.
— Это хорошо! Это О.К. (У них всё «О.К.»). А теперь мы включаем записывающее
устройство, Вы прослушаете информацию и после гудка скажете «Да» или «Нет».

Что-то у меня в ухе застрекотало, слова посыпались, как горох, и я вообще перестала что-либо понимать. Разобрала только, что если я согласна, нужно сказать «Yes», а если не согласна — то «No».

— «No», — на всякий случай сказала я, считая, что сказать «нет», когда не понимаешь, о чем тебя спрашивают, всё-таки безопаснее.

Повесив трубку, я тут же позвонила Полу.

— Кто им позволил? — возмутился муж. — Что ты им наговорила?

Ситуация осложнялась еще и тем, что я понятия не имела, какой банк мне звонил и с кем я, собственно, беседовала. Но Пол это выяснил.

— Мне непонятно одно, — сказал он представителю банковского дома. — Вам же человек по-английски сказал, что дохода у нее нет. И всё-таки Вы серьезно предлагаете кредит в 10000.
— Чудеса! — сказал отец Пола. — Ну и времена пошли!

Дело, скорее всего, в том, что и в банковском деле существует конкуренция. Банки приучили американцев жить в долг, но именно благодаря долгам и процентам живут и процветают банки. Банкам нужны новые клиенты, много клиентов — и какая-то доля риска, видимо, допускается.

Но пора вернуться к машине, с которой и начинается эта главка. Больше года я пользовалась общественным транспортом или велосипедом, добираясь до ближайшего магазина или аптеки. И вот наконец — свершилось!!! Покатавшись со мной минут 20 по городу, инструктор небрежно расписался в моей зачетной книжке под долгожданным словом «Passed», что значит «сдала»! С первого раза! Это при моих-то весьма скромных способностях!..

Мы с Полом выпили по этому поводу шампанского, не забыв пригласить Олю — нашу русскую знакомую, которая за неделю до моего экзамена показала нам с Полом все традиционные маршруты и скрытые ловушки, на которых обычно заваливаются экзаменующиеся.

— Американец этого ни за что бы не сделал, — признался Пол, от всей души поглагодарив Олю за помощь. — У нас это не принято.
— Даже знакомые? Даже друзья?!
— Вряд ли… У нас с детства — конкуренция, еще со школы. Если друг или знакомый — первый, значит, я — уже не первый.

Конкуренция… Соревнования… Только вперед и первым!.. Сначала я думала, что никогда не смогу привыкнуть к этой сумасшедшей жизни. Ну, куда они бегут? Зачем?!

«… Остановиться, оглянуться,
Внезапно, вдруг, на вираже…»

«Остановиться, оглянуться» — это Россия. А американцам некогда. Многие работает не восемь часов в день, а девять-десять. Оплаченный отпуск — неделя, редко две. Это — в частном бизнесе. Зато на государственной службе царит доперестроечный коммунизм. Служащие регистратуры, куда я приехала получать временное разрешение на вождение, не торопятся. Лица — хмурые, как у продавщиц в советском гастрономе. Очередь движется медленно, но народ привык и не ропщет. Даже компетентность работников оставляет желать лучшего. Моя виза позволяла мне сдавать на права, но весьма внушительных размеров дама-регистраторша этого не знала. Не слушая никаких аргументов, она сурово нажала на клавишу «Следующий» и отвернулась от меня. Какие знакомые, родные интонации я услышала, когда Пол потребовал менеджера!

— Молодой человек, я Вам английским языком говорю: Ваши документы нас не удовлетворяют…

С регистратурой у меня связано еще одно неприятное воспоминание. Сдав экзамен и просидев час в очереди, я протянула регистраторше свою бумажку с отметкой о зачете. Не глядя на меня, женщина нажала клавишу компьютера и равнодушно сообщила, что тест я не прошла.

— Как не прошла?! — не поверила я своим ушам. — Да вот же написано! У меня ни одной ошибки не было!..

Не привыкшая к возражениям дама удивленно посмотрела на меня:
— В компьютере зарегистрировано, что Вы не прошли испытания, — довольно-таки терпеливо повторила она. — Допускаю, что это — ошибка. Вам придется выяснить это там, где Вы сдавали.
— Но это же в Линне!.. Я даже не знаю, кто принимал…
— Нужно будет выяснить.
— Но мы уже даже шампанское выпили!.. — привожу я свой последний аргумент.

Почему-то он подействовал больше всего.

— Хорошо, я позвоню в Бостон, — снизошла регистраторша.
— Ей просто было лень набрать номер! — возмущалась я вечером. — Бюрократы какие!..
— Видишь ли, она работает в государственном учреждении. У них сильные профсоюзы, стабильные зарплаты. Уволить их оттуда практически невозможно, — объяснил Пол.
— Живут как при коммунизме! — комментирую я. — А простым капиталистическим труженикам от них — одни неприятности!

Америка без машины — это не Америка

Ночь. Хайвей. Мы с Полом несемся куда-то со скоростью 75 миль в час… Мир
кажется нереальным, как эти красные огоньки, тянущиеся в одну сторону, и слепящие
желтые — в другую. Мы сливаемся с потоком, замираем на большой скорости — и вот уже
мы — просто еще один красный огонек в застывшей цепочке, а движется что-то другое — столбы, дома, поля, весь земной шар…

Дальше…..