* * *
Ты сама проявила похвальное рвенье,
только ты просчиталась на самую малость.
Ты хотела мне жизнь ослепить на мгновенье,
а мгновение жизнью твоей оказалось.
Твой расчет оказался придуманным вздором,
Ты ошиблась в себе, а прозренье — расплата.
Не смогла ты холодным мелькнуть метеором,
Слишком женщиной — нежной и теплой была ты.
Ты не знала об этом, но знаешь сегодня,
залативши за знанье жестокую цену.
Уходила ты так, словно впрямь ты свободна,
а вся жизнь у тебя оказалась изменой.
Я прощаюсь сегодня с несчастьем и счастьем,
со свиданьями тайными в слякоть глухую,
и с твоим увяданьем, и с горькою властью
выпрямлять твое тело одним поцелуем…
Тяжело, потому что прошедшие годы
уж другой не заполнишь, тебя не забудешь,
и что больше той странной, той ждущей чего-то
глупой девочкой ни для кого ты не будешь.
***
То свет, то тень,
То ночь в моем окне.
Я каждый день
Встаю в чужой стране.
В чужую близь,
В чужую даль гляжу,
В чужую жизнь
По лестнице схожу.
Как светлый лик,
Влекут в свои врата
Чужой язык,
Чужая доброта.
Я к ним спешу.
Но, полон прошлым всем,
Не дохожу
И остаюсь ни с чем.
… Но нет во мне
Тоски — наследья книг —
По той стране,
Где я вставать привык.
Где слит был я
Со всем, где все — нельзя.
Где жизнь моя
Была да вышла вся.
Она свое
Твердит мне, лезет в сны.
Но нет ее,
Как нет и той страны.
Их нет давно.
Они, как сон души,
Ушли на дно,
Покрылись морем лжи.
И с тех широт
Сюда, смердя, клубясь,
Водоворот
Несет все ту же грязь.
Я знаю сам:
Здесь тоже небо есть.
Но умер там
И не воскресну здесь.
Зовет труба:
Здесь воля всем к лицу.
Но там судьба
Моя
пришла к концу.
Легла в подзол.
Вокруг одни гробы.
…И я ушел.
На волю — от судьбы.
То свет, то тень.
Я не гнию на дне.
Но каждый день
Встаю в чужой стране.
* * *
Ах ты, жизнь моя — морок и месиво.
След кровавый — круги по воде.
Как мы жили! Как прыгали весело —
Карасями на сковороде.
Из огня — в небеса ледовитые…
Нас прожгло. А иных и сожгло.
Дураки, кто теперь нам завидует,
Что при нас поcторонним тепло.
* * *
Бог за измену отнял душу.
Глаза покрылись мутным льдом.
В живых осталась только туша
И вот нависла над листом.
Торчит всей тяжестью огромной,
Свою понять пытаясь тьму.
И что-то помнит… Что-то помнит…
А что — не вспомнит… Ни к чему.
Письмо в Москву
Сквозь безнадегу всех разлук,
Что трут, как цепи,
«We will be happy!», милый друг,
«We will be happy!»
«We will be happy!» — как всегда!
Хоть ближе пламя.
Хоть века стыдная беда
Висит над нами.
Мы оба шепчем: «Пронеси!»
Почти синхронно.
Я тут — сбежав… Ты там — вблизи
Зубов дракона.
Ни здесь, ни там спасенья нет —
Чернеют степи…
Но, что бы ни было — привет! —
«We will be happy!»
«We will be happy!» — странный звук.
Но верю в это:
«Мы будем счастливы», мой друг,
Хоть видов нету.
Там, близ дракона, нелегко.
И здесь непросто.
Я так забрался далеко
В глушь… В город Бостон.
Здесь вместо мыслей пустяки.
И тот, как этот.
Здесь даже чувствовать стихи
Есть точный метод.
Нам не прорвать порочный круг,
С ним силой мерясь…
Но плюнуть можно… Плюнем, друг!
Проявим серость.
Проявим серость… Суета —
Все притязанья.
Наш век все спутал: все цвета
И все названья.
И кругом ходит голова.
Всем скучно в мире.
А нам не скучно… Дважды два —
Пока четыре.
И глупо с думой на челе
Скорбеть, насупясь.
Ну, кто не знал, что на Земле
Бессмертна глупость?
Что за нос водит нас мечта
И зря тревожит?
Да… Мудрость миром никогда
Владеть не сможет!
Но в миг любой, пусть век колюч,
Пусть все в нем дробно,
Она, как солнце из-за туч,
Блеснуть способна.
И сквозь туман, сквозь лень и спесь,
Сквозь боль и страсти
Ты вдруг увидишь мир как есть,
И это — счастье.
И никуда я не ушел.
Вино — в стаканы.
Мы — за столом! Хоть стал наш стол
В ширь океана.
Гляжу на вас сквозь целый мир,
Хочу вглядеться…
Не видно лиц… Но длится пир
Ума и сердца.
Все тот же пир… И пусть темно
В душе, как в склепе,
«We will be happy!» …Все равно:
«We will be happy!»
Да, все равно… Пусть меркнет мысль,
Пусть глохнут вести,
Пусть жизнь ползет по склону вниз
И мы — с ней вместе.
Ползет на плаху к палачу,
Трубя: «Дорогу!»
«We will be happy!» — я кричу
Сквозь безнадегу.
«We will be happy!» — чувств настой.
Не фраза — веха.
И символ веры в тьме пустой
На склоне века.